Итак, Церковь крестит детей не затем, чтобы “отпустить” им их еще не существующие грехи, но ради дарования им новой и бессмертной жизни, чего не в силах дать детям их смертные родители. Противопоставление между двумя Адамами рассматривается не в категориях вины и прощения, но в категориях смерти и жизни»[2].
Это восхитительная логика!
Из слов одного лишь блж. Феодорита заключить к: «Итак, Церковь...»! Автор, в своем сочинении лишь походя упомянувший Карфагенский собор в связи с кодификацией церковного права, сводит все дело к персонификации двух традиций: западной (в лице блж. Августина) и восточной (в лице блж. Феодорита), как будто не было Правила, вселенский авторитет которого был подтвержден VI (и VII Вселенскими соборами:
«Определено такожде: кто отврегает нужду крещения малых и новорожденных от матерней утробы детей, или говорит, что хотя они и крещаются во отпущение грехов, но от прародительскаго Адамова греха не заимствут ничего, что надлежало бы омыти банею пакибытия (из чего следовало бы, что образ крещения во отпущение грехов употребляется над ними не в истинном, но в ложном значении), тот да будет анафема. Ибо речено апостолом: единем человеком грех в мир вниде, и грехом смерть: и тако (смерть) во вся человеки вниде, в нем же вси согрешиша (Рим. 5, 12), подобает разумети не инако, разве как всегда разумела кафолическая церковь, повсюду разлиянная и распространенная. Ибо по сему правилу веры и младенцы, никаких грехов сами собою содевати еще не могущие, крещаются истинно во отпущение грехов, да чрез пакирождение очистится в них то, что они заняли от ветхаго рождения» (Правило 124).
Прелесть здесь еще и в том, что частному, никем более не подтвержденному мнению блж. Феодорита, придается значение, которого легко оказываются лишены постановления, имеющие вселенский авторитет, равно как и известные тексты отцов Церкви. Это очень показательная иллюстрация для понимания метода, использовавшегося представителями т.наз. «патристического возрождения»!