sergeyhudiev в postПрочитал текст Андрея Десницкого, и что интересно – я с ним согласен, что надо было дать пятнадцать суток и закончить на этом (правда, я считаю, что после этого надо было принять нормальную статью, как в солнечной Калифорнии, и следующих отправляющихся на ловлю счастья и чинов проводить уже по ней). Но есть некоторые вещи, которые мне в подобной риторике всегда казались уязвимыми.
Но сначала соглашусь:
Потому, наверное, для других тут речь сразу и пошла о «духовном Сталинграде». Осквернена святыня, ее надо защитить, осквернителей — покарать, чтобы другим неповадно было. Правда, в таком подходе нет ничего специфически христианского: точно так же свои святыни защищают в любых религиях. Читая и слушая речи «сталинградцев», невольно приходишь к выводу: если заменить в них слово «храм» на любое слово из списка «мечеть, синагога, дацан, юрта главного шамана» — выйдет вполне гармоничная речь для охранителей соответствующей религии.
Ну конечно. Более того, с чисто светскими объектами почитания то же самое. Яд Вашем, Кенотаф, Арлингтонское Кладбище – ничего специфически христианского в ситуации, когда группа А имеет некие почитаемые символические объекты (от церквей до военных памятников) а группа В стремится их демонстративно осквернить, нет. Как нет ничего специфически христианского в том, что группа А этому противится. Скажем, креативные акции над памятником партизанам могут вызвать огорчение у людей, вполне чуждых какой-либо религии.
Миссия государства в этой ситуации, как всегда, поддерживать мир, сдерживая представителей группы В, как поджигателей, в первую очередь, и чрезмерно буйных представителей группы А, во вторую. То есть государство должно, это его работа, да, ограждать от бесчинств “мечеть, синагогу, дацан, юрту главного шамана”. Дело не в том, что Церковь тут занимает исключительное положение – а как раз в том, что она его не занимает. Она просто должна находиться под той же защитой, что и юрта главного шамана или еврейское кладбище. И по тем же соображениям. И более того, явись какие-нибудь белые супрематисты безобразить в юрту главного шамана, те же люди потребуют их примерно наказать.
Что касается слов
Для одних главным было следование Христу и исполнение слов Евангелия, как бы невыгодно это ни выглядело с текущей политической точки зрения. А значит, надо прощать врагов, даже если не хочется, и уж во всяком случае не призывать к расправе с ними.
Почему я не думаю, что ссылка на заповедь тут работает
Во-первых, заповедь говорит об отказе от личной мести. Прекращения деятельности государства она не требует – и более того, сам Андрей ее так и не трактует. Он вполне согласен, что государство может и должно пресекать безобразия, о чем подробнее:
Во-вторых, он (как и я), в отличие от группы поддержки в целом, признает, что имело место безобразие, которое государство должно было пресекать. Мы даже согласны, что по административной статье. Но если заповедь о прощении требует непресечения безобразий государством вообще – значит требует, и говорить тут об административной статье есть такое же попрание заповеди, как и по уголовной. Заповедь не проводит разграничения – прощать надо только уголовные грехи, а за административные наших обидчиков пусть накажут. Позиция Андрея (как и моя) может апеллировать к соразмерности наказания, к следованию действующему законодательству – но никак не к заповеди о прощении, потому что прощение не есть умеренное преследование, оно есть отказ от преследования вообще.
В-третьих, и это очень интересная особенность нынешних споров – имеет место интересная переинтерпретация морали вообще и Евангелия в особенности. Евангельская мораль – как и мораль вообще – говорит о том, как я должен поступать, это требование, обращенное ко мне. Я должен прощать моих обидчиков. В ходе этой дискуссии мораль – это всегда требование, обращенное к другим – как будто в Евангелии ничего не написано о том, что должен я; в нем написано о том, что должны мне они. Если Вы нанесли мне тяжкое оскорбление, а я Вас великодушно простил, меня пора канонизировать; если я нанес Вам оскорбление, а потом стал в позу и говорю – Вы обязаны меня простить! Меня канонизировать несколько рано. Меня тем более рано канонизировать, если я оскорбил Вашу жену или мать, а потом заявляю, что Вы обязаны меня простить – обязаны, нефиг тут! Потому что постулировать, что заповедь обязывает Вас предавать интересы третьих лиц, которые от Вас зависят, значит придавать ей еще более спорное толкование.
В-четвертых, о зависящих третьих лицах. Представьте себе, что хулиганы вломились в баптисткий молельный дом, что они время от времени и делают. Если я (не будучи баптистом) стану горько упрекать баптистов за вызов полиции (которую они вызывают, и, по-моему, имеют полное право), говоря – “вы же называетесь христианами, Вы не должны звать полицию!”, я боюсь, что это не найдет понимания ни у кого, кроме, собственно, хулиганов. Почему? Потому что я стою снаружи баптисткой общины и требую от нее, чтобы она отказалась от своих законных прав на защиту со стороны государства. Я тут отнюдь не исполняю евангельской заповеди, но пытаюсь поразить в правах других людей и поощрить хулиганов, которые им досаждают. Боюсь, что это будет этически довольно ясная ситуация. Но другие православные – это тоже другие люди. Если я раздам имущество мое – я близок к святости; если я раздам имущество других православных людей – я близок к чему-то совсем другому. Точно также, я близок к святости, если кротко сношу оскорбления, наносимые мне; но вот сносить оскорбления, наносимые другим – это большой святости не нужно, у нас всех это отлично получается. Мы все с самой дивной кротостью и долготерпением сносим чужие обиды. Аж светимся все. Уступать свои законные права и интересы я волен, и возможно, сделав это, приближусь к святости; уступать законные права и интересы других людей – нет. Тут уместен разговор о том, какие умеренные и благоразумные меры помогут нам эти интересы защитить – и тут, что интересно, мы согласны хотя бы административно это пресекать надо.
При этом я считаю, что участниц Панк-группы надо, конечно, немедленно освободить, и не стану приветствовать любое другое решение суда. Но вот определенный тип риторики я считаю совершенно неубедительным.
